Ну, вот, собственно, и оно... Ахтунг! Злостная пропаганда лесбиянства!.
Свобода?
В юности императрицу Валерию сравнивали с Солнцем, звездой, розой--и прочими вещами из арсенала лирических поэтов. С тех пор прошло уже довольно много времени. Её величество не так давно отметила своё тридцатисемилетие. Но ей всё так же пели хвалу, сравнивая и с Солнцем, и со звездой, и с розой, и с... да мало ли что эти лирические поэты могут придумать, тем более за соответствующую плату!
Но дело было не в плате. И не в законе "Об оскорблении величества", сулившем тем, кто посмел назвать императрицу "бессмысленной куклой", "курицей", или, упаси боги Трёх Миров, "убогой блондинкой", скорое и близкое знакомство с Вечной Девой (так остряки называли паровую гильотину). Просто--Валерию щедро наградила сама мать-природа, и всяким разным скороспелым юным красоткам оставалось только скрежетать зубами от зависти, наблюдая за её величеством.
Высокая и стройная, гибкая и изящная--если б ей не суждено было родиться дочерью короля и стать потом императрицей, она вполне могла бы украсить собой балетную сцену. Дополнением к совершенной фигуре прилагались: точёное личико с огромными изумрудными глазищами, изящным носом и чувственным ртом, словно бы специально созданным для поцелуев, и длинные волосы цвета палладия.
Многие завидовали императору--тому, для которого и предназначалась вся эта красота.
Хотя зависти был достоин не он один...
***
-Она там?
-Д-да, ваше импера...
-Можете идти.
...Она оправила платье, набрала побольше воздуха в лёгкие--как перед прыжком в воду--и только после этого резко--рывком--распахнула дверь.
Отсюда, с балкона, расположенного почти под самой крышей юго-восточной башни императорского дворца, открывался потрясающий вид на ночную столицу. Море огней... Валерия, видя эту картину, всякий раз невольно вспоминала, как её в детстве возили на экскурсию к лавовому озеру.
Но её императорское величество, признаться честно, не особо волновала ночная панорама столицы. Её волновала та, кто стояла вполоборота, опершись на перила, и любовалась этой самой панорамой: высокая, немного полноватая брюнетка в сложно устроенной чёрной юбке и белоснежной блузке, плотно облегающей неожиданно узкую для её фигуры (спасибо корсету) талию и очень красивую, полную грудь.
Это была она--её величество Евгения Первая, королева Миндары и Кабарбана, старшая из признанных бастардов императора Рудольфа.
Впрочем--императрица с детства привыкла называть её просто "Джен".
-Джен?
Евгения обернулась. В свете висевшего над балконом фонаря блеснули стёкла очков.
-Лера. Я рада.
-Джен...
Валерия двигалась медленно, словно преодолевая сопротивление внезапно сгустившегося воздуха. Она медленно подошла к подруге; бережно взяла её за талию; неторопливо, наслаждаясь каждым мигом прикосновения, подняла ладони вверх, огладила её грудь... затем так же неторопливо опустила ладони вниз, и огладила её бёдра...
Исполнив своеобразный обряд приветствия, императрица осторожно, будто бы опасаясь что-то сломать, обвила подругу руками и уткнулась ей лбом в ямку между ключицами.
Евгения--так же медленно, так же неторопливо--сначала погладила Валерию по волосам, затем взяла её лицо в ладони, и начала целовать.
Вежливо. Аккуратно. Деликатно.
Лоб. Правая бровь. Левая бровь. Правая щека. Левая щека. Кончик носа. Подбородок. Губы...
Императрица издала некий непонятный звук--полувсхлип--полурык--и впилась в губы подруги с энтузиазмом вампира в последней стадии гемоглобинового голодания.
***
...Валерия прекрасно помнила, как это началось.
Осень. Вечер. Парк. На скамейке расположилась тёплая компания: двое девушек-подростков в форменных школьных синих платьицах с белыми передничками и полупустая бутылка вина. Девушкам уже хорошо. Много ли надо юным леди четырнадцати с небольшим лет отроду? Они сидят, крепко прижавшись друг к другу, и лобзаются--неумело, но зато весьма энергично, со всем задором юности.
Много позже Валерия частенько спрашивала себя: что же толкнуло их на это? Спрашивала--и всякий раз получала один и тот же ответ: ровно то же, что сподвигло одну принцессу, дочь (хоть и побочную) самого императора Рудольфа, пробраться тайком на кухню и стырить бутылку вина, а другую принцессу того же дома, дочь короля Халиантара, самого крупного из вассальных государств, стоять в это время на стрёме.
"Титул даёт привилегии--и налагает обязательства". Аксиома. Не обсуждается. Статус требует жертв.
Но вот каково это--жертвовать свободой? О нет, не осознанно, не по необходимости--а просто потому, что тебе повезло родиться в одном весьма примечательном доме? Каково это--жить, заранее зная свою судьбу; с самых малых лет зная, кем тебе суждено стать и с кем тебе суждено создать семью? Рамки. Границы. Шаг влево, шаг вправо, прыжок на месте--расстрел.
Как в тюрьме.
Заключённые иногда бунтуют. Ученики придворной Школы Имени Императора Вольдемара Первого, Основателя--стариннейшего, почтеннейшего заведения с историей, уходящей корнями в такую древность, от которой только легенды и остались, в котором из обычных в общем-то детей изготавливали будущих императоров и императриц, королей и королев, князей и княгинь (и далее вниз по "Табели о титулах")--тоже... развлекались. Кто-то тайком курил в туалете (и не только табак); кто-то устраивал пьянки; кто-то подкладывал на стулья учителям канцелярские кнопки; кто-то почитывал запрещённую литературу (анархистскую, например), кто-то даже бегал в бордель... Ну а принцесса Валерия и принцесса Евгения вступили в связь, почти повсеместно в империи считавшуюся порочной и противоестественной.
Право слово--чем не вариант? От курения--кашель, от алкоголя--похмелье; после издевательства над учителями можно заслужить розги, после прочтения анархистской литературы можно попасть на карандаш жандармам, а после посещения борделя подхватить кое-что непотребное... Ну а половая связь с лучшей подругой ничем таким не грозит!
Для них это была такая игра--игра-вызов под названием "А у нас есть тайна, хи-хи-хи.". Впрочем, её полное название, наверно, могло бы звучать так: "А у нас есть тайна. Знали бы все те, кто говорят про нас: "-Ах, какие хорошие, верные подружки!", все эти напыщенные преподаватели и туповатые одноклассники, что у нас на самом деле всё гораздо интересней! Это на людях мы только держимся за руки. А когда нас никто не видит--мы, некоторым образом, и обнимаемся, и целуемся, и лазаем друг другу под юбки, и даже--ах, разврат-то какой!--вместе смотрим на звёзды. И ещё кое-чем занимаемся, так что навязанных нам женихов (чтоб их как следует)--его высочество Эдварда, кронпринца империи, и его высочество Отто, кронпринца Кабардана,--в первую брачную ночь будет ждать один весьма неприятный сюрприз. Хи-хи-хи.".
Кстати сказать: им потом обоим перед свадьбой пришлось посетить одну специфическую полуподпольную клинику, дабы избавиться от последствий совместных ночных постельных развлечений со свечами, огурцами и бутылками.
Вызов... Игра... Развлечение... Блажь...
Валерия думала, что эта блажь пройдёт--после, со взрослением. Они вырастут, выйдут замуж, нарожают детей, займут соответствующее их происхождению место в имперской иерархии--станут, в общем, как им на роду написано, этакими высокопафосными великосветскими дивами, плотно упакованными в вечерние платья, и будут с улыбкой вспоминать забавы юности, сидя в гостиной и потягивая чай, манерно оттопырив мизинчики...
А "блажь" взяла--да и не прошла.
Почему? Валерия скоро смогла додуматься до ответа--и ответ оказался неожиданно прост.
Школа напоминала тюрьму. Ну а пресловутое "высшее общество", в которое им суждено было вступить, повзрослев, оказалось очень похожим на концлагерь особого режима. Или, скорее, на буйное отделение психиатрической лечебницы, где пациентов держат в смирительных рубашках, непрерывно пичкают разными занятными веществами и регулярно привязывают к кроватям. Бытие "высокопафосных великосветских див", по сути, отличалось от бытия обитателей вышеупомянутых заведений лишь одним: лучшими условиями содержания.
"Золотая клетка--всё равно клетка.".
Императрица и сама не смогла бы сказать, что доставляло ей большее удовольствие: ласки Евгении--или же само осознание того, что они нарушают правила, писаные и неписаные. Во всяком случае, в самые ответственные моменты их любовных утех она иногда представляла себе, как открывается дверь, в спальню заходит её супруг--пьяный, конечно,--и, моментально протрезвев от увиденного, хлопается в обморок...
И наутро она слышала от подруги--тихое, спокойное: "Ты сегодня ночью была удивительно хороша...".
Впрочем, порой на Валерию, что называется, накатывало, и она думала: что мы творим?! Это же ненормально! Неестественно! Мы же--аристократки наивысшего разряда! Мы должны подавать пример! Мы, в конце концов, солидные замужние дамы; у нас есть дети! И тогда ей отчаянно, до дрожи в коленях, хотелось отрезать себе язык и губы, отрубить пальцы и залить во влагалище стакан кислоты--а потом проделать всё то же самое со своей любовницей. Но проходило всего несколько часов, и парадное платье--белое с голубым, расшитое золотом и жемчугами--снова начинало представляться Валерии чудовищным гибридом смирительной рубашки и тяжёлых кандалов, и она начинала тосковать по подруге--по её спокойному взгляду из-за очков, оказывавшим на её императорское величество ровно то же действие, что взгляд удава--на кролика; по мягкой и тёплой груди, на которой так приятно засыпать; по крепким рукам с удивительно ловкими пальцами--пальцами прирождённой музыкантши, способной сыграть любую, даже самую причудливую мелодию на столь сложном и капризном инструменте, как женское тело...
Валерии иногда казалось, что судьба сыграла с ними злую шутку. Они, так желавшие свободы--попали в рабство, приобретя зависимость, сродни алкогольной.
Они? Или всё же--она? Она одна?
Как ни странно, она, двадцать три года знавшая Евгению и на ощупь, и на вкус, до сих пор не могла сказать, что понимает её.
Впрочем, ей было на это как-то наплевать.
До поры до времени....
***
Ночь. Темнота.
-Джен?
-М-м?..
-Ты спишь?
-Уснёшь тут, когда рядом столь прекрасная женщина... Дай-ка я тебя поцелую.
Пауза.
-Ох, Джен... Куда ты лезешь?
-Именно туда...
-Подожди... Попозже... Давай пока... пока просто поболтаем.
-Как скажешь. Поправь-ка одеяло, а то холодно.
-Сейчас...
Пауза.
-Джен?
-Я.
-Мы увидимся завтра, после праздника?
-Если твой Эд на пиру напьётся в лёжку, что весьма вероятно, а мой Эльм, что не менее вероятно, улизнёт с пира и застрянет в библиотеке, то...
-Ох, Джен! Опять ты про своего брата!
-А ты ревнуешь.
-Немного. Эльмарт, он... знает про нас с тобой?
-Конечно.
-И?..
-Ему всё равно.
-Странно...
-Ты что, разочарована?
-Нет, просто это как-то... необычно...
-Не более необычно, чем наши с тобой чувства. Такой уж он, мой мелкий братец... Кстати, может, ты тоже обратишь на него внимание?
-Что?
-Он так трогательно хранит верность, что мне его даже жалко. Но вот видеть его в объятиях какой-нибудь малолетней вертихвостки я не желаю. Он достоин лучшего. Ты--моя любимая женщина, я могу довериться тебе... Может, как-нибудь даже "тройничок" устроим, а, Лера?
-Джен, он годится мне в сыновья.
-Мне тоже. Меня это не оттолкнуло.
-Солнышко моё... Я люблю только тебя, тебя одну, понимаешь? Раздвигай-ка ножки...
-Нет, милая... Ты забыла? Сейчас моя очередь...
***
Утро. Первый луч восходного солнца вкрадчиво пробирается в спальню через щель в шторах.
На широкой постели, под алым шёлковым одеялом--две женщины. Одна--спит, лёжа на спине, и улыбается своим снам. Вторая--лежит с ней рядом на боку, подперев голову ладонью, и осторожно, едва касаясь, чертит кончиком указательного пальца узоры на её щеках. Лицо её задумчиво.
-Джен... Родная моя...--она говорит так тихо, что звук умирает, не сумев даже коснуться ушей спящей.--Мне плевать было на твоего мужа. Мне и сейчас плевать на всех твоих подстилок. Но вот твой брат... Я ведь не дура, Джен. Я понимаю: ты ведь участвовала в его воспитании, ты растила его для себя, ты изготавливала из мальчика мужчину по своему вкусу... Ты славно потрудилась, красавица. Ты получила искомое. Ты его любишь. А он--он тебя любит? Ты в этом уверена? Навести как-нибудь братца Руди, попроси его научить тебя целительной паранойе. Джен... А вот я тебя точно люблю. И я не позволю никому встать между нами. Никому. И я сделаю для этого всё, что угодно. Понимаешь?..
Хроники бастардов-6
Ну, вот, собственно, и оно... Ахтунг! Злостная пропаганда лесбиянства!.